Прихожане
-
ЕЛИЗАВЕТА ГРИГОРЬЕВНА СМОЛЕНЦЕВА (Часть 1)
11 октября 2021 года от нас ушла в лучший мир Елизавета Григорьевна Смоленцева. Это случилось в день памяти великомученицы и преподобномученицы Елизаветы Фёдоровны. Многие прихожане нашего храма обратили внимание на это «совпадение». Для тех, кто её знал мало, или совсем не знал, хочу рассказать то немногое, что знаю, об этой замечательной женщине. Ей было 100 лет и пол года. Но она была настолько скромной и так старалась не выделяться, что если бы не наши чрезвычайные усилия, то и в сто лет на неё малокто обратил бы внимание в нашем приходе, хотя жизнь её была удивительная. Начнём по порядку.
Елизавета Григорьевна родилась 1 мая 1921 года в деревне Чернобровка Белоярского района под Екатеринбургом в семье «бедняка», как все считали в то время в их деревне. То, что у семьи были лошадь и две коровы, кажется, было в то время свидетельством «большой бедности». Правда, во время коллективизации эти животные достались колхозу, но у семьи ещё оставались: свинья, овцы и куры. Отец Лизы Григорий Тихонович стал секретарём сельсовета. В семье было пять детей: старший брат Лизы Павел, и три младшие сестры: Валя, Галя и Нина. Жили дружно. Забегая вперёд, скажу, что сёстры Валя и Нина умерли не старыми (обе от рака), а брат Павел, прошедший три войны: советско-финскую, Великую Отечественную и советско-японскую, и весь израненный в этих войнах, прожил 93 года, а сестра Галина прожила 95 лет.
Елизавета Григорьевна помнила, как отец строил дом (избу), и что он носил шляпу, что придавало ему очень важный вид. Однажды зимой, когда Лизе было лет 10, ей купили новое пальто, и она тут же в нём побежала кататься с горки на санках. Горка была на берегу реки позади их дома, а на речке неподалеку стояла мельница, и кусок реки возле мельницы никогда не замерзал и даже в морозы покрывался лишь тонкой корочкой льда. Поэтому кататься с горки надо было осторожно, и вовремя отвернуть, чтоб не влететь в полынью. Что маленькая Лиза как раз и сделала: хорошенько разогналась, вовремя не свернула и в своём новом пальто плюхнулась в зимнюю реку. В реке Лиза изо всех сил держала санки, чтобы они не уплыли и не пропали. Хорошо, что на горке было много детей, и соседский мальчик Гриша Нечаев сразу бросился на помощь и вытащил Лизу из воды. На вопрос, выразила ли она каким-то образом благодарность Грише за своё спасение, Елизавета Григорьевна ответила: «Нет, конечно, вместе играли каждый день – какая там благодарность!» Маленькую Лизу отогрели на печке, пальто высушили, но отцу не сказали ничего – отец был слаб здоровьем, об этом все знали и старались его лишний раз не волновать. Видимо, Григорий Тихонович подорвал здоровье, когда строил дом, потому, что с тех пор сильно болел. И у Лизы начались суровые детские (или уже не детские) будни.
Лизу стали часто отправлять в город – продавать молоко. Два ведра молока (в их хозяйстве к тому времени снова появилась корова). До станции её отвозили на колхозной телеге, там помогали сесть в поезд. Дальше она ехала сама, сама слазила с вёдрами с поезда, продавала в городе молоко и возвращалась с пустыми вёдрами на свою станцию, где её встречали опять на телеге. Потом её отдали в чужую семью, где она целый год нянчила детей. Денег за это не платили, но сносно кормили и одевали. Из-за этого она пропустила в школе 5-й класс, и пошла в него уже на другой год. В 1935 году Григорий Тихонович умер от сердечного приступа. Тогда врач Илья Савельевич, на руках которого умер отец Лизы, и который чувствовал за это какую-то свою вину, предложил Лизиной маме, Анне Фёдоровне, чтобы Лиза жила и работала в больнице в соседней деревне, чтобы хоть так помочь семье выжить.
Так Лиза с детства начала работать в больнице в селе Большие Брусяны, это было в 1936 году. При той больнице были курсы медсестёр, Лиза работала санитаркой и училась на медсестру. В первое же её дежурство уже в должности медсестры, 12 июля 1938 года, ночью в той больницеумерла женщина. Лиза сильно переживала, хотела бросить больницу и вернуться домой. Её еле уговорили остаться и как-то успокоили, сказав: «Мы каждый день ждали, что она умрёт». Прошло время, Лиза узнала, что в Свердловске (Екатеринбурге) в городской больнице №1 открылись курсы операционных сестёр. Как ей захотелось стать такой сестрой! Но трудолюбивую девушку вовсе не хотели отпускать из сельской больницы. Не сразу, после долгих уговоров и её письма в профсоюз, в конце концов, её отпустили и даже дали ей направление. В Свердловске она устроилась на работу в детскую поликлинику № 1 Молотовского района и одновременно стала учиться в первой городской больнице на улице 8 Марта.
Необходимо сказать несколько слов о больнице, в которой Елизавета Григорьевна стала операционной сестрой. Здание больницы №1 в Зелёной Роще начали строить в 1932 году. В 1939-м году, когда девушка Лиза начала в ней свою учёбу, это была одна из лучших больниц в стране, оборудованная по последнему слову медицинской техники. В военные годы с 1939 по 1945 год больница приняла 90 тысяч человек, здесь провели 27 тысяч операций. Лучшие врачи и профессора страны не только лечили раненых, но и консультировали другие госпитали. Коек в больнице в то время было 810. После войны, в 1948 году, в стенах именно этой больницы впервые на Урале выполнили резекцию лёгкого (операция по удалению органа или части органа). Тогда даже в Москве за такие операции брались немногие. Спустя ещё 15 лет в больнице открылось первое в Свердловске отделение реанимации и анестезиологии. В разные годы здесь были: отделение неотложной хирургии, отделение гнойной хирургии, урологическое, ожоговое, неврологическое отделения, отделение неотложной гинекологии и пять терапевтических отделений различного профиля. Кроме того, физиотерапевтическое, лабораторное отделение и отделения функциональной и лучевой диагностики. В 1972 году на базе больницы появились семь специализированных центров областного и межобластного значения: кардиологический, токсикологический, сосудистый, ожоговый, микрохирургии сосудов, центры по лечению травм глаза и острой почечной недостаточности. В клинике было уже больше тысячи коек, годовой бюджет составлял 5,5 миллионов рублей (советских рублей).
В общем, больница была средоточием научной мысли и кузницей лучших медицинских кадров. Но на рубеже веков первоклассную больницу настигло несчастье(«как всегда») - деревянные перекрытия больницы постепенно ветшали и стали небезопасны. Беда невелика, коль руки приложить! Можно было за относительно небольшие деньги в десяти корпусах больницы постепенно заменить деревянные части перекрытий, и пользоваться зданием ещё тысячу лет. Но у «оптимизаторов» были другие планы, в октябре 2000 года больницу закрыли. Часть специалистов распределили по другим больницам, другие остались без работы. Ремонт так и не начался. Здание не законсервировали, и оставшееся оборудование разворовали, помещения со временем пришли в аварийное состояние. Чердачные перекрытия завалило обвалившимися стропильными конструкциями. В доме проросли деревья и кустарники. Металлические балки перекрытий срезали вандалы.
Попасть на территорию мог любой желающий. Здание неоднократно горело из-за того, что бездомные разводили в нём костры. Деревянные опоры выгорели, это привело к разрушению перекрытий, оставшихся без балок. Но даже при таком состоянии объекта был предложен проект капитальной реконструкции здания-памятника. Правда, теперь на это потребовалось бы 2,5 миллиардов рублей. Слов нет, населению нашего города, да и всей страны, в это пандемийное время как никогда нужен такой центр науки и здоровья! Вопрос в том, насколько властям нужно это население? История больницы №1 – ярчайший пример того, как прежние власти в тяжелейших условиях строили и создавали, а эти власти в несравненно лучших условиях неизвестно чем занимаются, как говорится, почувствуйте разницу! Ещё в 1986 году по решению Свердловского облисполкома комплекс зданий больницы был поставлен на государственную охрану, как памятник градостроительства и архитектуры, памятник истории регионального значения.
А вот ещё одно совпадение: 15 октября 2021 года, в день похорон Елизаветы Григорьевны Смоленцевой, с городской больницы №1 была снята государственная охрана и статус памятника истории и культуры. Теперь больницу можно со спокойной совестью снести и построить какие-нибудь небоскрёбы. Какой доход может принести многопрофильная больница, да ещё в таком красивом месте в самом центре города? В 1970-е годы мне посчастливилось в нейлежать, она была похожа на дворец, и снаружи и внутри. Высоченные и широченные коридоры, просторные палаты. Проект корпусов ещё до начала строительства был переделан из конструктивизма в неоклассицизм, отсюда окна-арки и пилястры на фасадах. Самое счастливое время в моей жизни! Мне было 15 лет, и на мне всё заживало, как на собаке, но, думаю, что заживало всё так хорошо ещё из-за очень хороших врачей.
Была золотая осень, из огромного окна открывался изумительный вид на Зелёную Рощу с множеством гигантских лиственниц. Не помню, на каком этаже находилась наша палата, довольно высоко потому, чтомой взгляд парил над кронамидеревьев, смотревшимися, как бесконечное море золота. А на фотографиях того времени, когда юная Елизавета Григорьевна стала операционной сестрой, роща перед больницей выглядит широким полем с тоненькими прутиками только что посаженных деревьев. Итак, Елизавета Григорьевна пришла в новую, великолепную больницу, куда были собраны лучшие врачи, профессора и учёные страны. Вот откуда та удивительная ответственность, с какой она делала любое дело – это заряд ещё с тех времён.
Я держу в руках СВИДЕТЕЛЬСТВО № 013709 А Елизаветы Григорьевны о том, что она обучалась с октября 1939 г. по май 1941 г. на курсах медицинских сестёр Красного Креста и Красного Полумесяца. Читаю: «При проверке теоретических знаний и практических навыков получила следующие оценки: 1. Лекарствоведение с рецептурой и элементами латинской грамоты – отлично. 2. Основные сведения о кожно-венерических болезнях – отлично. 3. Основные сведения о болезнях уха, горла, носа – отлично. 4. Основные сведения о детских болезнях – отлично. 5. Краткие сведения по акушерству и гинекологии – отлично. 6. Инфекционные болезни с уходом за больными – отлично. 7. Санитарно-химическая защита – хорошо. 8. Политическая подготовка – удовлетворительно. Присваивается звание медицинской сестры с правом работы в гражданских и военных лечебных учреждениях. 30 апреля 1941 г.» Только с политической подготовкой сплоховала!
После детской поликлиники Елизавета Григорьевна работала в здрав-пункте фабрики «Одежда» и училась в больнице № 1. Летом 1940 года её перевели в Центральную поликлинику, и одновременно она дежурила в детской больнице № 24. Работать на нескольких работах и одновременно учиться - для Елизаветы Григорьевны было нормально (подозреваю, что где-то внутри её организма была спрятана маленькая атомная электростанция).Однажды, в 1941 году, после ночного дежурства Елизавету Григорьевну никто не сменил. Ни радио, ни телефонов тогда в больнице не было. Только через несколько часов пришли сёстры из соседних отделений и сказали, что началась война. Оказывается медсестру Ларису, которая должна была сменить Лизу, в то же утро забрали в армию.Это было в воскресенье, а в понедельник Лиза и другая её подруга пошли в военкомат проситься на фронт. Но в военкомате им сказали: «Кого надо мы на фронт уже взяли, а вы ждите повестки». Повестка пришла в июле, и Лизу и ещё сто медсестёр собрали в школе № 13 на площади Обороны.
Это современное название площади, в то время она называлась площадью Максима Горького, а до этого Симеоновской площадью потому, что на месте 13-ой школы была очень красивая Симеоновская церковь. Церковь строилась братством Святого Праведного Симеона Верхотурского с 1901 по 1906 годы на народные пожертвования. При церкви была церковная школа на 140 учащихся и народная библиотека, и все эти три учреждения составляли одно здание. Большевики в 1929 году церковь закрыли, а здание переделали в школу, причём фундамент и какие-то внутренние стены оставили, а все фасады заменили на стены в популярном тогда стиле конструктивизма. 13-я школа стала знаменита тем, что в ней собирали людей перед отправкой в Красную армию, из стен школы ушли на фронт более 70 тысяч человек. В эпоху неокапитализма в здании бывшей 13-й школы находились самые различные учебные заведения, которые все просуществовали недолго. В 2012 году здание по закону было отдано Церкви, как бывшему владельцу, и сейчас там снова находятся церковь праведного Симеона Верхотурского и Свято-Симеоновская православная гимназия. Сколько просуществуют они, неизвестно, дай Бог им здоровья и долгих лет жизни! В общем, всё по-прежнему, кроме того, что когда-то это было сказочно-красивое здание в неорусском стиле, украшенное сложной фигурной кладкой из красного облицовочного кирпича, с объёмными наличниками окон и порталов, а теперь это здание с тремя этажами абсолютно одинаковых квадратных окон, с нелепо сидящим на нём золотым куполом-полусферой, вызывающее удивление. А так – ничего. Всё это я рассказываю только потому, что это не последнее здание, связанное с Елизаветой Григорьевной, которое потом стало церковью. Может быть, я смотрю пристрастно, но я вижу в её жизни множество удивительных «совпадений».
Из школы № 13 сто медсестёр-свердловчанок повезли на вокзал и дальше, как рассказывала сама Елизавета Григорьевна: «Нас посадили в товарные вагоны, но повезли не на фронт, а на восток, в Читу». Там она стала работать в самом большом госпитале в Чите -321-м фронтовом военном окружном клиническом госпитале, ордена Красной Звезды. В нём была регистрация раненых. Вообще, в Чите работали 13 госпиталей, и по области к 1945 году – 30 госпиталей, располагавшихся во всех крупных населённых пунктах по линии железной дороги. Снова факты, требующие пояснения, почему свердловских медсестёр отправили в противоположную от фронта сторону, и почему на востоке страны было так много госпиталей и так далеко от фронта? Дело в том, что с начала войны, когда пошли миллионы раненых, госпиталей катастрофически не хватало во всей стране, и госпитали в годы Великой Отечественной войны открывали там, куда доходила железная дорога. Так, например, в Свердловской области была развёрнута третья по объёму госпитальная база в стране.
В самом Свердловске работали 49 эвакуационных госпиталей (сокращённо – эвакогоспитали), и ещё 111 в других городах области и на крупных железнодорожных станциях. Под госпитали шли все больницы, школы, клубы и вообще все здания, которые можно было быстро переоборудовать под эти цели. Так самый большой в Свердловске госпиталь № 414 на 1600 коек располагался в Доме промышленности (огромное здание, известное каждому свердловчанину). И так было во всех городах по всей стране. В Чите в кратчайшие сроки были развёрнуты эвакогоспитали в клубе «Красный Октябрь», во всех школах и сколько-нибудь пригодных зданиях. Заводы, фабрики и мастерские на местах стали срочно выпускать: медикаменты, препараты, лекарства, всевозможное медицинское оборудование, физиотерапевтическое и рентгеновское оборудование, утки, судна, операционные столы, столы для перевозок, носилки, костыли, транспортные шины, жгуты, бинты. А также гематоген, глюкозу, печёночный экстракт – всё для выздоровления раненых. А чтобы они хорошо питались, к госпиталям обязательно прикреплялись колхозы и совхозы, которые обеспечивали доставку свежих продуктов.
Почему и каких раненых везли за тысячи километров с фронта в Читу? В каждой роте на фронте обязательно находились санитары. Главная задача санитаров – не лечение, а организация эвакуации с поля боя. Обнаружив бойцов, получивших ранения, санитары обязаны были оценить вид ранения и степень его тяжести, оказать первую доврачебную помощь (перевязать) и вытащить с передовой в тыл роты в безопасное место. Затем санитары, не позднее 6 часов, должны были отвезти раненых на медицинском транспорте в батальонный или полковой медицинский пункт (ПМП), который разворачивали от двух до пяти километров от передовой. Там находились уже настоящие врачи-офицеры, фельдшера и много санитаров. Задача врачей была оказать более качественную врачебную помощь и по степени тяжести определить, куда дальше транспортировать раненого. Тем, кому требовалась квалифицированная хирургическая помощь, предстояла дорога дальше, в медсанбат – самое главное звено первичной медицинской базы Красной Армии. Медсанбаты (ДМП), обязательные в каждой дивизии, располагались в 6-10 км от передовой. И раненые должны были быть доставлены в медсанбат не позднее 12 часов. Чем раньше сделать операцию и оказать необходимую врачебную помощь, тем больше у бойца шансов на жизнь и возвращения в строй. Потому за этим строго следили, но случалось по-всякому. Вообще, военные медики считали, что наилучшие прогнозы даёт помощь, оказанная раненому в медсанбате в течение шести-восьми часов после ранения. По послевоенным обобщённым данным, на дивизионных медпунктах оперировали почти три четверти раненых!
Но медсанбат не был и не мог быть настоящим госпиталем: в его задачи не входило вылечивание раненых – только квалифицированная помощь им и сортировка, от которой зависело, в каком госпитале бойцы окажутся в итоге. Далеко не всегда у врачей медсанбата была возможность оперировать в полевых условиях. Во время крупных сражений, когда потери были велики, и на стол медсанбата попадал только каждый шестой или седьмой раненый, остальных отправляли дальше, в армейский тыл, где действовали хирургические полевые госпитали. Полевой подвижный армейский госпиталь (ППГ) – второй армейский этап системы медицинской помощи РККА.
Был и третий госпитальный этап –эвакогоспиталь в тылу фронта, и четвёртый этап – эвакогоспиталь в составе медицинской базы страны.
Эпитет «эвакуационный» означает, что в этот госпиталь приходилось эвакуировать раненых из тыла дивизий и армий. В эвакогоспиталях (ЭГ) лечились те, кому не смогли помочь дивизионные или полковые медики. На уровне тыла армии происходила окончательная сортировка раненых по тяжести ранений. В эвакогоспитали попадали тяжелораненые, которые нуждались в срочной госпитализации, и которым требовалось специальное лечение. Как правило, чем глубже в тылу располагался госпиталь, тем меньше был процент вернувшихся из него в строй: сюда попадали самые трудные пациенты, которым нужно было прежде всего сохранить жизнь.
Во всей этой цепочке медицинской помощи хирурги и операционные сёстры стали самыми востребованными, и их катастрофически не хватало. Поэтому не удивительно, что квалифицированную операционную сестру Елизавету Григорьевну, выпускницу одной из лучших медицинских школ страны, и подобных ей сестёр в первые дни войны направили в Читу, где нужно было быстро создать базу для самых сложных хирургических операций. Сколько делалось операций, и в каком режиме работали хирурги? Один маленький пример: хирург Максим Старосельский – будущий главный хирург Читинской области, за годы войны сделал шесть тысяч операций, он шёл за операционный стол, если была хоть малейшая надежда на успех. Елизавета Григорьевна вспоминала, что в госпитале, в котором она проработала больше года: «И ноги обрезали, и руки обрезали, и на голове операции делали, и каких только операций не делали!» За шесть месяцев, с января по июнь 1942 года, в строй из читинских госпиталей вернулись 1730 человек, уволены из Красной Армии по инвалидности 1257 человек, умерли 15. Общее количество бойцов, возвращённых в строй, составляло 61% - этот показатель считался очень хорошим для тыловых эвакогоспиталей. И в этом есть лепта Елизаветы Григорьевны.
Я пытался найти в интернете фотографии читинских госпиталей – их почти нет, а те, что есть, очень плохого качества. Вообще, фотографий госпиталей Великой Отечественной очень мало, зато множество фотографий царских госпиталей времён Первой мировой войны. Если честно, на них больно смотреть:сердце кровью обливается от сознания, что мы потеряли - огромные помещения, высотой, наверно, в три этажа, гигантские окна, через которые льётся море света, невообразимой сложности операционные столы, над которыми находятся на приличной высоте мощные лампы с огромными отражателями, всё насыщено какой-то невероятной медицинской техникой, вокруг каждого хирурга десятки операционных сестёр.Снимков разных госпиталей Царя Николая Второго много, и все они выглядят примерно так, как я описал, то есть даже для наших дней они смотрятся, как какое-то недостижимое фантастическое будущее. На снимках Великой Отечественнойвойны: помещения маленькие, потолки низкие, света мало, операции на обыкновенных столах, вокруг хирурга обычно три-четыре операционные сестры. Сравнение далеко не в пользу Советов. Да и немцев Царь Николай Второй остановил значительно раньше, чем Сталин. Но и все победы Николая Второго над немцами большевики сумели отдать задаром, предать и проиграть (хотя Сталин не имел отношения к этому предательству). Я это всё не в укор Сталину пишу, всё же Царь Николай Второй был профессиональным военным, которого с детства учили лучшие в мире военные профессора, а Сталин доходил до всего сам – отсюда и разница в потерях в этих двух войнах - 25 миллионов человеческих жизней! Но Сталин хорошо учился. В организации госпитальной системы РККА есть большая заслуга и лично Сталина. Только не на пустом месте возникла советская госпитальная система, она выросла из очень хорошей царской госпитальной системы, и создавали её бывшие царские врачи (они же учили и Елизавету Григорьевну). А о том, что оказание медицинской помощи в Красной Армии было на должном уровне, свидетельствует тот факт, что за годы войны медики вернули в строй 17 миллионов раненых и больных. Чтобы представить себе масштаб этого подвига, достаточно сказать, что средняя численность РККА в 1941-1945 годах составляла примерно 5 миллионов человек – значит, стараниями военной медицины в войска вернулись три Красных Армии! А с фотоснимками больше всего повезлосвердловскому чудо-госпиталю № 414(на 1600мест), который находился в Доме промышленности. Найдете и посмотрите эти снимки – очень интересно!
«Приписали нас к госпиталю в Чите, - вспоминала Елизавета Григорьевна, - меня оставили операционной сестрой, раз я уже ей работала. Как формируется дивизия, так десять человек из наших [свердловчанок] берут на фронт. Как уж там они выбирали, я не знаю. А меня не брали потому, что у меня первая группа крови, и когда кому-то из раненых нужна была кровь после операции, меня тут же рядом клали и делали прямое переливание крови. Потом давали стакан чаю с сахаром и отпускали домой до утра. А утром опять на работу».
Рассказ Елизаветы Григорьевны слишком краткий, опять требуется пояснение, особенно для молодёжи. Мне попался текст, удивительно подходящий к месту, из книги военного хирурга. Елизавета Григорьевна вряд ли смогла бы так складно рассказать, но всё, здесь изложенное, она видела сама, когда работала в госпитале в Чите и в других госпиталях, и когда вытаскивала раненых с поля боя, вкладывая в это дело все свои силы. Думаю, она подписалась бы под каждым словом военного врача, который писал:
«На фронте больше всего раненых гибло от кровопотери и шока. Шок – это своеобразное тяжёлое нервное потрясение всего организма, наступающее в связи с ранением, размозжением тканей и огромной потерей крови. Если своевременно не перелить раненому кровь, шок приводит к смерти. Быстрая потеря сравнительно небольшого количества крови значительно опаснее, чем потеря довольно большого количества крови, изливающейся медленно. Установлено, что быстрое падение у раненого кровяного давления с нормальной цифры 120 миллиметров ртутного столба до 75 миллиметров большей частью смертельно. Дежурному персоналу госпиталей поэтому вменяется в обязанность следить за кровяным давлением раненых и при его падении сигнализировать об этом хирургу. При значительных потерях надо переливать большие дозы крови – от 500 до 600 кубических сантиметров. Это количество вводят обычно за 25-0 минут, и раненый преображается: лицо его оживляется, на щеках начинает играть румянец, возвращается голос. Перелитая кровь заместила потерянную, заполнила сосуды, оживила кровообращение – раненый спасён! Тут же хирург устраняет источник кровотечения.
Переливание крови выполняет ещё и другую задачу. Предположим, раненый спасён от непосредственной угрозы смерти. Но это ещё не всё – его надо оперировать, а он слишком слаб для этого. Вот тогда опять прибегают к переливанию крови, благодаря ему улучшается состав крови и состояние раненого, и становится возможной операция. Переливание крови полезно раненому и в послеоперационном периоде. Допустим, сделана операция, удалён осколок, но наступило неприятное, иногда неизбежное осложнение – нагноение раны, вызванное инфекцией. Организм раненого ослаблен, сопротивляемость тканей понижена. Вот тут-то приходит на помощь так называемое стимулирующее (возбуждающее) действие переливания крови. Наконец, переливание крови способствует также более быстрому заживлению ран.
Статистика показывает, что среди раненых, которым была перелита кровь, смертность на 30 % процентов меньше, чем среди таких же раненых, которым переливания не делали. Таким образом, значение этого метода для обороноспособности нашей родины неоспоримо.
СССР опередил в деле переливания крови все страны. В 1940 году в нашей стране было сделано 200 000 переливаний крови. Мы имели достаточное количество врачебных кадров, чтобы своевременно обеспечить переливанием крови раненых бойцов. Перед началом второй мировой войны в СССР было 7 институтов переливания крови. За один лишь 1940 год были обучены переливанию крови десятки тысяч врачей и медицинских сестёр. Росли кадры, владеющие методикой заготовки и переливания крови.
Во время Великой Отечественной войны к полям сражений, к армейским центрам распределения крови по сотням радиусов стекались поезда, автомобили и самолёты, на которых доставлялась консервированная кровь. По масштабам переливания крови раненым наша страна превзошла все воюющие державы. …
В войсковом районе кровь переливалась каждому более или менее тяжёлому раненому. Чем раньше делается переливание крови, тем лучше результат. По данным некоторых армий, при переливании крови тяжело раненым с явлениями шока в полковых и батальонных пунктах процент выздоровлений достигал 78, а при более позднем переливании таким же раненым в медико-санитарных батальонах этот процент равнялся всего лишь 50. Понятно, как важно перелить кровь обескровленному раненому. Бледный, как простыня, тяжело дышащий, в забытьи лежит он на носилках. Жизнь едва теплится в нём… Но вот всего четверть литра крови вошло в его кровеносные сосуды, и он на глазах врачей оживает.
Для обеспечения работы медицинских пунктов, находящихся у передового края обороны, туда доставляется кровь только универсальной нулевой[она же первая] группы и в ампулах, с полным набором стерильной системы. Здесь некогда определять группы у раненых, здесь дорога каждая секунда! …
Широко применялось переливание крови и в госпиталях глубокого тыла. Чаще всего переливание производилось при вторичных кровотечениях из ран (на почве разрыва сосудов), при септических осложнениях с целью поднять сопротивляемость организма.
Велики были масштабы дела переливания крови в нашей стране во время Отечественной войны. Во главе этого дела стояли такие энтузиасты, как директор Института переливания крови проф. А.А. Багдасаров и генерал-лейтенант медицинской службы действительный член Академии медицинских наук В.И. Шамов. …
За весь период Отечественной войны по Советскому Союзу было заготовлено много тонн консервированной крови».
Почему же, если имелось много тонн консервированной крови, у Елизаветы Григорьевны брали кровь для раненых посредством прямого переливания? Причём происходило это много раз. Думаю, в первый год войны (когда это происходило) консервированную кровь отправляли в первую очередь на фронт, а в новые госпитали в Забайкалье кровь поступила далеко не сразу. Во время ВОВ частота переливания крови по отношению к числу лечащихся составляла: на ПМП – 2%; ДМП - 25%; ППГ – 22%; ГЛР – 8,8%; ЭГ – 48%. То есть почти половине раненых переливания крови были проведены в эвакуационных госпиталях. Следовательно, показания к переливанию крови у этих раненых возникали не сразу после ранения, а являлись результатом осложнений ранений. 61% бойцов, возвратившиеся в строй в госпиталях Читы, выздоровели, в том числе и благодаря переливанию крови. Таким образом, Елизавета Григорьевна отдавала свою кровь за Победу в самом прямом смысле слова! Она никогда не жила для себя, вся её жизнь была для других, за свою долгую жизнь она помогла очень многим людям. Даже группу крови ей Бог дал такую, чтобы она подошла всем тяжёлым раненым.Она и после войны была почётным донором.
|
Расписание служб